Фронтовые истории: Зинаида Васильевна Корж и бой у станицы Кущевской
Вот вам кусочек моего материала 20-летней давности, с ветераном войны Зинаидой Васильевной Корж (ныне уже ушедшей от нас), дочерью известного партизанского военачальника и партийного деятеля Василия Коржа. Во время войны она, еще совсем девчонка в эвакуации, увязалась за конным эскадроном...
Чтобы сделать материал, мне понадобилось несколько дней разговоров с Зинаидой Васильевной. При первой беседе я сразу понял, что героиня будущего материала отчеканивает привычными, за многие годы отшлифованными военно-канцелярскими словами, которые она привыкла произносить перед школьниками и журналистами. Меня это не устраивало. Материал получался бравурным и пустым. Мне нужен был нерв той войны, того времени. Мне нужно было увидеть людей, с которыми она сталкивалась.
Да, я не учился журналистике, но я был писателем. И мне нужны были образы, с которыми можно работать. И мы начали работать вместе. Несколько дней подряд я приезжал к ней, усаживался в кресле и превращался в весьма въедливого собеседника.
И вот кусочек того, что получилось...
"Зинаида Васильевна Корж до сих пор в подробностях помнит ту страшную, безумную, самоубийственную кавалерийскую атаку, предпринятую казаками. А казаки те – шестидесятилетние станичники да мальчишки четырнадцати – семнадцати лет.
Боевые подразделения 4-го Кубанского казачьего кавалерийского корпуса заняли позиции у станиц Кущевской, Шкуринской и Канеловской. Откровенно мало было стрелкового вооружения и боеприпасов. Мало орудий. Подвезли вдосталь только ящиков с зажигательной смесью: ожидались танки. 15-я кавалерийская дивизия первой вступила в бой и несла ужасающие потери. На выручку ей направили еще и 13-ю резервную дивизию под командованием полковника Миллерова. 30-й кавалерийский полк 9-й дивизии, в составе которой была старшина Зинаида Корж, ждал приказа к атаке. Сестра Ольга перешла в 10-ю дивизию. Так посоветовали старые казаки: «Негоже сестрам в одном бою.Тяжко будет. Непособно».
Наконец казачья разведка доложила, что немцы переправились через реку и двигаются к станице Кущевской. На позициях к тому времени окопались казачьи расчеты ПТР и немногочисленных 76-мм и 45-мм орудий. На правом и левом их флангах ожидали приказа к атаке сабельные эскадроны. Казаки развернули знамена, взметнули вверх свои знаменитые пики с флажками. На груди у многих сверкали Георгиевские кресты: дедовские, с царских времен награды с гордостью носила молодежь. Было что-то радостно-безнадежное в этих парадных казачьих сотнях, обрядившихся, как в старину, в свои лучшие черкески, бешметы и кубанки. Для такого момента переобулись все в новенькие ичиги (мягкие сапоги), смазали до блеска портупеи, ремни, тренчики. А «момент» у многих и многих мог быть только один – гибель...
Мгновения перед атакой тянулись в напряженном молчании. Эскадроны напоминали натянутую до предела тетиву, готовую в любой момент со звоном высвободиться…«Шашки! Наго-ооо-ло-оо!!!» – разнеслось по степи, и эскадроны с одним шелестящим звуком ощетинились страшным металлическим огнем. Лошади под казаками, наученные бросаться вперед при блеске оружия, беспокойно затопали копытами, замотали мордами, захрипели. Еще секунда – и вся неистовая, кричащая, сверкающая масса бросилась вперед. Степь наполнилась привычным ей воинственным топотом конских копыт. Казаки рубили, яростно ощерясь, на выдохе. А сраженные немецкими пулями, умирали в степной пыли тихо, сцепив зубы и глядя в небо.
Все смешалось – люди, лошади, пыль, поднятая копытами, вопли, выстрелы… Атака казаков была похожа на неистовую морскую волну: вал накатывался за валом, бил яростно, таял, вновь вздымался и вновь летел вперед.Кровью истекали эскадроны. Кровью умывались враги. Гитлеровская пехота, несмотря на шквальный огонь стрелков и пулеметчиков, была смята, изрублена, исполосована шашками.Бой, подобно темной венозной крови, перетек вглубь немецких позиций. Погибал отец – сын занимал его место. Погибал муж – жена прыгала в седло. Брат заменял брата. Накал боя был таков, что смерти уже никто не замечал.
А у Зины давно появились раненые. В ее распоряжении было несколько помощников и подвод. Она быстро перевязывала казаков, царапала на клочке бумаги время перевязки и руководила отправкой в мед-санэскадрон. Лошадям Зина ничем помочь не могла. Животные с перебитыми ногами валялись в лужах собственной крови и, кося на Зину влажным умоляющим зраком, натужно хрипели. Некоторые казаки умирали, так и не выпустив гриву из рук.
– Доча, доча, – услышала Зина тихий, надсадный шепот. Перед ней лежал старый, седой совсем казак с ранением в живот. Пока она его перевязывала, казак все шептал:
– Бласлови, доча, отхожу вже. Бласлови, сделай таку милость.
– А как, дяденька? – растерялась она.
– Ручку-то шшепотью, шшепотью возьми и крестно знамение сотвори… Вот так, вот так, доча, и хорошо…
Старик тихо скончался.
«Не заплачу, не заплачу…» – твердила она себе, кусая губы и осматривая других раненых.
Ни до этой атаки, ни позже у Зины не возникало такой страшной душевной боли. Многих убитых она знала, говорила с ними всего какой-то час назад. От этого становилось еще тяжелее.Когда в степь, рыча, окутываясь сизым дымом, пошли танки, казачьи эскадроны вынуждены были повернуть обратно. Казаки спешились, заняли подготовленные окопы. В дело вступили орудия и расчеты ПТР. Танки начали гореть...
На следующий день их бомбили самолеты. Потом снова и снова подымалась в атаку немецкая пехота. С тяжелыми потерями казаки отбили атаки. Они продержались столько, сколько и было приказано, – четыре дня. До подхода подкрепления.А потом был переход под прикрытием основных частей от станицы Кущевской по Кавказскому перевалу к поселку Лазаревское…
Многое повидала Зинаида Васильевна, многое пережила. Прошла Украину, освобождала родное Полесье, Румынию, Венгрию, Чехословакию. Три ранения «заработала». Участвовала во многих боях, видела еще много смертей, но ту отчаянную, вынужденную атаку у станицы Кущевской помнила и помнит до сих пор. После нее началась походная жизнь белорусской казачки Зинаиды Корж. Тяжелая, изматывающая и тревожная – бои, многодневные переходы по степям и горам, переправы, снова бои…
Привыкла Зина быть на коне и ночью, и днем, и в мороз, и в жару, и в дождь. Лошадку свою, приземистую «монголку», берегла, заботилась о ней. Лохматая, коренастая и по виду нескладная, она оказалась самой выносливой. Иная лошадь свалится от усталости на колени, а Зинина кобылка бежит себе как ни в чем не бывало..."
Она заплакала, когда прочитала то, что получилось. Я вытащил из ее памяти столько деталей, которые, как ей казалось, давно похоронены, и она словно заново переживала те события.
Материал Сергея Климковича